Поправки к Чикагскому заявлению о безошибочности
Исповедание веры служения The Gospel Coalition (TGC) гласит, что только 66 книг Библии «составляют вербально богодухновенное Слово Бога, обладающее абсолютным авторитетом и безошибочное в оригинальных рукописях, завершенное в своем откровении Его воли для целей спасения, достаточное для всего, во что мы должны верить и что должны делать по воле Божьей, а также обладающее наивысшей властью во всех областях знания, о которых оно говорит». По существу, этот текст утверждает учение о безошибочности Писания, наиболее полно и четко выраженное в Чикагском заявлении 1978 года. В последние десятилетия, когда возражения против этого учения зазвучали с новой силой, мы призывали новое поколение христиан не только еще раз защитить, исповедать и проповедать принцип безошибочности Писания, но и следовать ему в жизни. Для этого TGC намерено опубликовать серию материалов о необходимости уточнить и прояснить наши аргументы в свете новых герменевтических и культурологических возражений.
Осенью 1978 года в Чикаго около трехсот евангелических богословов, пасторов и мирян собрались на выходных в гостинице Hyatt Regency O’Hare, чтобы заслушать и обсудить доклады о непогрешимости Писания. Эти выступления перекликались с положениями Чикагского заявления о безошибочности Библии (ЧЗББ) — документа объемом 4200 страниц, состоящего из предисловия, краткого изложения, 19 статей утверждения и отрицания, а также сопутствующих пояснений.
Первоначальная редакция ЧЗББ принесла много пользы, однако в последние два десятилетия влияние этого документа ослабло. Тем не менее, некоторые влиятельные богословы хотели бы вернуть ЧЗББ авторитет эталонного изложения учения о безошибочности Писания. Не так давно покойный Норман Гайслер попытался восстановить ЧЗББ в роли образцового евангелического определения непогрешимости в своей книге Defending Inerrancy, написанной в соавторстве с Уильямом Роучем[1]. В этой монографии Гайслер отстаивал актуальность ЧЗББ, тщательно доказывая справедливость представленных в этом документе отрицаний и утверждений с богословской и философской точек зрения. В итоге он пришел к выводу о том, что ЧЗББ не нуждается в каких-либо уточнениях или изменениях.
Но должны ли мы согласиться с мнением Гайслера, что ЧЗББ не нуждается в редакции? Разве с 1978 года в наших знаниях о Писании не было никаких позитивных сдвигов, которые могли бы укрепить консервативные евангелические позиции и сделать ЧЗББ еще более полезным для богословия и церкви? Сами авторы заявления допускали возможность дальнейшего совершенствования текста. В документе сказано: «Мы признаем, что документ, подготовленный во время короткой, хотя и насыщенной, конференции, не может быть исчерпывающим. Поэтому мы не предполагаем, что настоящее заявление приобретет статус вероучительной догмы». Карл Генри включил текст ЧЗББ в 4-й том своей книги God, Revelation, and Authority, отметив при этом, что заявление «в будущем может быть отредактировано». В последние годы библеисты Роберт Ярборо и Грегори Бил высказывали мысль, что в Чикагское заявление можно было бы внести некоторые поправки.
Но как можно отредактировать документ, который за четыре десятка лет подтвердил свою полезность для богословия и церковной жизни? Я размышляю об этом вот уже несколько лет и по результатам своих исследований, печатных работ и преподавательской деятельности пришел к выводу, что лучше всего не начинать работу с чистого листа. За отправную точку следует принять ЧЗББ в его нынешнем виде, отредактировав существующие положения и предложив новые, если это необходимо. Более того, поскольку статьи утверждения и отрицания представляют собой «сердце» Чикагского заявления, лучше всего будет вначале сосредоточиться на них, а уже потом перейти к пояснениям и краткому изложению.
Для того, чтобы наглядно продемонстрировать вам такой подход, я сформулирую возможные поправки к одной из существующих статей ЧЗББ и предложу одну новую статью.
Статья IV: Пригодность человеческого языка для передачи божественного откровения
Мы утверждаем, что Бог, создавший человечество по Своему образу, воспользовался [человеческим] языком как средством откровения.
Мы отрицаем, что человеческий язык так ограничен нашей тварной природой, что не может служить адекватным средством божественного откровения. Мы также отрицаем, что испорченность человеческой культуры и языка в результате грехопадения воспрепятствовала Божьему богодухновенному действию [при написании Библии].
В этой статье ЧЗББ обращается непосредственно к проблеме, на которую в последние десятилетия напирали многие противники учения о безошибочности: вопрос о том, насколько человеческий язык адекватен как средство передачи откровения, если принять во внимание ограниченность и греховность человека.
IV статья недвусмысленно утверждает, что Бог использовал человеческий язык, чтобы донести Свое откровение о тварных существ, а также поясняет, что греховная развращенность человека и наша природная ограниченность не лишают наш язык способности служить средством передачи божественной истины. Хотя люди грешны и, следовательно, склонны ошибаться, из этого не следует, что мы непременно ошибаемся, а тем более — что мы непременно ошибаемся всякий раз, когда открываем рот. Способность ошибаться — не необходимое, а каузальное свойство человеческого бытия, и все-таки люди действительно склонны лгать и заблуждаться. Тем не менее, божественное вдохновение (упомянутое в последнем предложении IV статьи) преодолевает человеческую склонность ко лжи и гарантирует отсутствие в тексте заблуждений.
Эта статья помогает ответить на некоторые вопросы, связанные с природой откровения и адекватностью человеческого языка, однако, на мой взгляд, ей не помешали бы некоторые уточнения.
Во-первых, я бы усилил утверждение, подчеркнув намерение Бога создать человеческий язык именно таким образом, чтобы он служил средством передачи божественного откровения. В нынешнем виде статья констатирует, что между Богом, сотворением человека по Его образу и адекватностью человеческого языка существует некая связь, однако разъясняет эту связь недостаточно ясно и убедительно. Существующий вариант можно понять таким образом, что Бог попросту принял решение использовать человеческий язык; в нем отсутствует недвусмысленное утверждение, что Он создал человеческий язык именно с той целью, чтобы язык служил достаточно надежным средством божественного откровения. Поэтому я предлагаю привести текст к такому виду:
Мы утверждаем, что Бог говорящий создал человека по Своему образу и замыслил человеческий язык именно для того, чтобы он служил средством передачи божественного откровения.
Приняв за отправную точку намерения Бога при сотворении человеческого языка, новая версия статьи не оставляет места для аргументов, основанных на предположении о непригодности человеческого языка для передачи откровений свыше. На мой взгляд, ограничившись утверждением о том, что Бог выбрал человеческий язык в качестве средства самооткровения, мы открываем дверь для домыслов, будто Бог, желая донести Свое Слово до тварных существ, просто воспользовался лучшим из того, что было в Его распоряжении. А отсюда следует вывод, что божественное вдохновение, возможности которого были ограничены немощью и несовершенством человеческого языка, просто не могло создать безошибочный текст. Если же Бог сотворил человеческий язык с намерением использовать его как средство откровения, утверждение о том, что язык адекватен в таком качестве, звучит гораздо убедительнее.
Назвав Бога «говорящим», мы проясним связь между Ним, созданием человека по Его образу и значением языка как средства откровения. Тем самым мы опровергнем предположение, будто постмодернизм настолько пагубно отразился на нашем отношении к человеческому языку, что мы уже не можем полагаться на авторитетность сказанного Богом. Наконец, предлагаемые мной поправки усилят логическую связь между утверждением и отрицанием в статье IV. Особенно если добавить в начало отрицания слово «следовательно».
Кроме того, в существующем тексте под «тварной природой» явно имеется в виду природа человека после грехопадения, и я думаю, что необходимо исключить любую возможность иного прочтения, поскольку вторая часть отрицания отвечает на вопрос, утратили ли в результате грехопадения язык и культура человечества способность быть средством божественного откровения.
Помимо описанной выше поправки ясное упоминание о греховной ограниченности человека более тесно свяжет IV статью со статьей IX: «Мы отрицаем, что ограниченность или греховность этих авторов привнесли в Слово Божье — по необходимости или иным образом — искажения или фальшь». Такая связка жизненно необходима, поскольку некоторые современные оппоненты ЧЗББ в своих возражениях опираются на тезис, что грех лишил человека способности точно передавать божественную истину. Для экономии места я упомяну лишь, что фраза о Божьем замысле относительно человеческого языка позволяет нам сохранить оптимистические — несмотря на нашу греховную падшую природу — представления о способности языка быть адекватным средством передачи божественного Слова. Поэтому я предложил бы сформулировать отрицание таким образом:
Следовательно, мы отрицаем, что возможности человеческого языка так ограничены нашей природой как конечных тварных существ, что он не может служить адекватным средством божественного откровения. Мы также отрицаем, что испорченность человеческой культуры и языка в результате грехопадения воспрепятствовала Божьему богодухновенному действию [при написании Библии].
Теперь я хотел бы предложить дополнить ЧЗББ новой статьей — об истории учения о безошибочности Писания.
Новая статья: Безошибочность и правомерность богословского совершенствования
И до, и после составления ЧЗББ одна из главных стратегий, которые противники учения о безошибочности использовали для дискредитации точки зрения его сторонников, заключалась в апелляции к истории церковного учения.
Ранние отцы церкви, Аквинат, Лютер, Кальвин, Бавинк и Кайпер — все они, по словам противников безошибочности, придерживались совершенно иных представлений о
Писании, нежели сегодняшние поборники безошибочности. Но это еще не все: идея безошибочности — не просто отклонение от исторического учения церкви, она могла появиться лишь в конкретную эпоху церковной истории, когда протестантам, вынужденным отбиваться от аргументов высшей критики, пришлось сформулировать свое богословие Писания, следуя не библейским, а модернистским принципам. В результате на свет родилось учение, которое признало Писание первоначалом эпистемологии, — а для того, чтобы библейский текст сохранял столь беспримерную авторитетность для христиан, необходимо было объявить, что в нем нет никаких ошибок.
Вообще говоря, правильность учения о безошибочности не зависит от наличия исторических прецедентов, однако ее сторонникам все-таки нужно опровергнуть изложенные выше представления об истории церкви и показать историчность идеи о безошибочности Писания. В утверждении статьи XVI сказано, что «доктрина о безошибочности Писания была неотъемлемой частью веры Церкви в течение всей ее истории». В отрицании той же статьи содержится похожий по смыслу тезис, что это учение не было «изобретено схоластическим протестантизмом» и не «является реакционной позицией, постулированной в ответ на негативную высшую критику».
Термины «безошибочный» и «безошибочность» действительно не были в ходу до Нового времени, однако многие христиане, начиная с I века, безусловно разделяли веру в то, что в библейском тексте нет никаких ошибок. (Обратите внимание на публикации Джона Ханны и Джона Вудбриджа[2], в которых это убедительно показано.) Но когда мы видим, с какой ревностью учение о безошибочности защищали и пытались сформулировать в XVII, XVIII и XIX столетиях, сам собой возникает вопрос, почему в конце второго тысячелетия эта идея вызвала такой интерес? Относительно недавний всплеск интереса со стороны богословского сообщества к учению о Писании вообще и к учению о безошибочности в частности действительно на первый взгляд позволяет думать, что представления о библейском тексте, в котором нет никаких ошибок (во всяком случае, в нынешнем их понимании), были порождены эпохой модерна.
Я предлагаю усилить текст ЧЗББ в этом плане не путем исправления существующих статей, а путем добавления новой статьи, которая утверждала бы правомерность совершенствования богословия и признавала бы современную формулировку учения о безошибочности Писания как обстоятельное и обоснованное изложение исторических представлений церкви. Статья могла бы выглядеть так:
Мы утверждаем, что в богословских формулировках зачастую появляется все больше нюансов по мере рассмотрения современных вопросов. Также мы утверждаем, что учение о безошибочности имеет много нюансов, но правомерно отражает исторические представления церкви о природе Писания.
Мы отрицаем, что правильно сформулированная идея безошибочности представляет собой ошибочный плод модернизма, наивного реализма или какой-либо другой внешней системы идей, приложенной к Писанию, а не собственно библейское учение.
Добавить такую статью жизненно необходимо, поскольку она раскрывает вопрос, на который ЧЗББ в свое время не ответило. Статья XVI просто отрицает, что учение о безошибочности появилось относительно недавно. Это правильно и нужно, однако заявление несколько повисает в воздухе, поскольку в нем недостает признания того факта, что христианское богословие развивается и углубляется со временем, в том числе в результате поиска ответов на современные вопросы.
Однако по мере углубления богословие сохраняет фундаментальные аспекты первоначальных учений — так же, как в детях сохраняются черты, которые едва намечались в их облике в материнской утробе. Возьмите, к примеру, прогресс в понимании божественной и человеческой природ Христа в период между Никейским и Халкидонским соборами.
Непогрешимость Писания — вовсе не богословское новшество, придуманное христианскими апологетами с целью увеличить кредит интеллектуального доверия к себе в эпоху модернизма или опровергнуть доводы высшей критики. Это пример того, что происходит с историческим учением, когда оно сталкивается с современными вопросами, имеющими непосредственное отношение к его первоначальному смыслу. Сколько-нибудь пристальное внимание учению о Писании начали уделять лишь во второй половине II тысячелетия н. э. Дональд Карсон так комментирует значительное углубление евангелических представлений о Библии в XIX веке:
Принстонским богословам удалось сказать о Писании больше, чем некоторым из их предшественников, именно потому, что это учение было одним из объектов постоянных нападок со стороны либерализма, который зарождался в университетской среде (в особенности европейской). Но, как мне кажется, беспристрастное изучение фактов покажет, что позиция Ходжа или Уорфилда относительно Писания и его роли в структуре христианского богословия не так уж и отличалась от представлений Августина или Кальвина.
Причина этого довольно позднего скачка в развитии была в том, что лишь в последние столетия новые открытия в области эпистемологии, библеистики, богословия вызвали необходимость пристального изучения вопросов, связанных с природой Писания. Вплоть до окончания периода Реформации основная масса людей в церкви принимала как должное, что Библия совершенно истинна, и что в ней нет никаких ошибок, поэтому отстаивать эту точку зрения не было никакой нужды. Именно об этом более полутора столетий назад написал в своей монографии Inspiration: The Infallible Truth and Divine Authority of Holy Scripture Джеймс Баннерман:
Однако вопрос об авторитетности и непогрешимости Писания подвергся этому испытанию [полемикой] лишь много столетий спустя. Ни с той, ни с другой стороны нет никаких определений и границ этого учения — тщательно сформулированных и приведенных к систематическому виду, как бы вооруженных до зубов и готовых отразить нападение, или обнесенных стеной, чтобы предотвратить споры и недопонимания. Вера ранней церкви в непогрешимую Библию была слишком проста, чтобы ее нужно было ограждать защитными объяснениями, и слишком единодушна, чтобы ее нужно было подкреплять аргументами.
Следовательно, более пристальное и глубокое внимание к безошибочной природе Писания могло возникнуть лишь в XIX столетии, когда библеисты стали выдвигать изощренные аргументы, ставящие под сомнение истинность основных богословских догматов и существенных частей библейского повествования. Благодаря развитию истории и богословия появилась необходимость в более обстоятельных ответах, чем прежде. Предложенное мной дополнение создает контекст, из которого следует, что учение о безошибочности Писания и ЧЗНБ — естественное продолжение предшествующей истории церкви.
Для будущих поколений
За четыре десятка лет ЧЗНБ доказало свою полезность: его первоначальные составители приложили большие усилия к тому, чтобы сформулировать учение о безошибочности Писания в контексте учения о Писании в целом. Однако, принимая во внимание современные нападки на идею безошибочности, пришло время вновь приложить усилия и подкорректировать текст Заявления, чтобы сделать его еще более полезным для будущих поколений.
Примечания
1. Geisler, Norman L.; Roach, William C. Defending Inerrancy: Affirming the Accuracy of Scripture for a New Generation. (Grand Rapids, MI: Baker Books, 2012). [Назад]
1. Woodbridge, John D. Biblical Authority: A Critique of the Rogers/McKim Proposal. (Grand Rapids, MI: Zondervan, 1982); Hannah, John D., ed. Inerrancy and the Church (Chicago, IL: Moody Press, 1984). [Назад]
Дерек Браун защитил кандидатскую диссертацию в Южной баптистской богословской семинарии, служит пастором в церкви Creekside Bible Church (Купертино, Калифорния) и занимает пост академического декана в семинарии Cornerstone (Вальехо, Калифорния).
Оригинальный текст статьи опубликован на сайте служения The Gospel Coalition (www.thegospelcoalition.org)