Полетт Купер в 1967 году

Верьте или не верьте, но если вы напишете что-нибудь, с чем будет не согласна некая религиозная группа, четверть вашей жизни будет практически разрушена. Я знаю это, потому что так было со мной.

Прежде я не писала о том, что со мной произошло, полностью, от начала до конца, потому что эти воспоминания все еще причиняют боль, но теперь я решилась. В 1968 году я была внештатным корреспондентом в Нью-Йорке и едва сводила концы с концами, ища зацепку для какого-нибудь значительного журналистского расследования. Годом раньше я уже побывала под огнем критики — и почувствовала, что такое известность, — когда успешно прокатилась «зайцем» на океанском лайнере, после чего написала статью, обошедшую весь мир (и продала права ее на экранизацию).

Когда же я решила взяться за разоблачение в то время еще относительно малоизвестной организации под названием «саентология» (и родственной ей «дианетики»), я оказалась под арестом, мне грозил 15-летний тюремный срок, саентологи по всему миру подали против меня 19 судебных исков, меня чуть не убили, мои родственники и друзья получили 45 анонимных писем обо мне, и на протяжении почти 15 лет меня постоянно и непрерывно изводили.

Я получила степень магистра психологии и в течение одного лета изучала религиоведение в Гарварде. Поэтому мне стало интересно изучить недавно обретший популярность квази-религиозный психотерапевтический культ, созданный писателем-фантастом Л. Роном Хаббардом. Для начала я написала статью с разоблачениями в адрес саентологии для престижного английского журнала Harper / Queen , а потом расширила эту статью до размеров книги.

Та самая книга

В этой книге, помимо прочего, говорилось, что эффективность главного инструмента саентологов — так называемого «е-метра», который, по их словам, действует наподобие детектора лжи, — сомнительна; что Хаббард лгал о своих научных регалиях, что маньяк и убийца Чарльз Мэнсон называл себя саентологом; что некоторые одиторы неподобающим образом вели себя со своими «прихожанами»; что некоторые бывшие саентологи, возможно, опасались шантажа; что некоторые бывшие саентологи, по их словам, получили в организации психологические травмы, лишились денег и столкнулись с давлением со стороны организации, когда пытались уйти или высказать недовольство.

Я привыкла к телефонным звонкам с угрозами и судебным искам.

Какие-то непонятные люди пытались пробраться в мою квартиру. Потом в подвале небольшого здания, в котором я жила, я обнаружила «крокодилы» на своем телефонном проводе — скорее всего, следы устройства для прослушивания разговоров.

Потом моя двоюродная сестра — такая же невысокая и стройная, как я, — была одна в моей квартире, когда какой-то мужчина позвонил в дверь и сказал, что доставил букет цветов для меня. Когда сестра приоткрыла дверь, мужчина выхватил из букета пистолет и приставил к ее лбу. К счастью, пистолет то ли заклинило, то ли он дал осечку, то ли оказался незаряженным. Тогда мужчина начал ее душить, а когда она вырвалась и закричала, бросился бежать. Полицейские сказали, что они в растерянности, потому что никаких видимых причин для нападения не было.

Я сразу же переехала в более безопасное здание с консьержем. Но вскоре 300 моих соседей получили анонимные письма, в которых меня обливали грязью и называли проституткой!

Спустя несколько недель ко мне пришел надутый агент ФБР по имени Брюс Бротман. Он сказал, что представитель сантологической церкви в Нью-Йорке, Джеймс Мейслер, получил два анонимных письма с угрозами, и что он указал на меня, как на возможную подозреваемую.

Я не относилась к этому обвинению серьезно, пока меня не вызвали повесткой в федеральный суд присяжных, где я с удивлением узнала, что меня официально признали подозреваемой. Мне пришлось нанять лучших адвокатов — я выбрала контору Чарльза Стиллмэна, — который запросил предварительный гонорар в 5000 долларов из моих скудных доходов внештатного корреспондента. Тогда я еще не знала, что мне придется потратить на адвокатов 28 тысяч долларов (эквивалент 75 тысяч долларов сегодня), и что впоследствии сами адвокаты попытаются (неудачно) через суд получить от меня еще больше денег!

Хуже того, во время следствия прокурор Джон Д. Гордон заявил, что, если большое жюри присяжных признает меня виновной в двух угрозах убийства, мне грозит по пять лет тюрьмы за каждое письмо, еще пять за ложные показания, данные с целью скрыть свою вину, и штраф в 15 тысяч долларов. Прокурор показал мне письма, и я чистосердечно засвидетельствовала, что никогда ранее их не видела. Тогда Гордон пустил в ход главный аргумент: «Как же, в таком случае, на одном из писем оказался отпечаток Вашего пальца?»

Я была настолько ошарашена, что, наверное, на секунду лишилась чувств, потому что комната завертелась у меня перед глазами. Потом я сказала, что саентологи могли добыть чистый лист бумаги, к которому я прикасалась, и напечатать на нем текст с угрозами.

Однако прокурор мне не поверил. 9 мая 1973 года прокуратура Южного округа Нью-Йорка предъявила мне обвинение по всем трем пунктам. Десятью днями позже меня арестовали и отпустили под подписку о невыезде за пределы штата.

Многие месяцы тревога комом стояла у меня в горле. Я была в полной панике. Я едва могла писать, и мои счета, в особенности от адвокатов, продолжали расти. Я не могла есть . Я не могла спать . Я выкуривала по четыре пачки сигарет в день, глотала валиум, как конфеты, и слишком много пила.

Я не могла отделаться от мысли о том, что мне грозит тюрьма. К тому же, моя карьера… До этого момента у меня все шло очень хорошо. Я издала или собиралась издать четыре книги, а мне не было еще и тридцати лет. Но как только дело дошло до суда, какой редактор даст задание журналистке, обвиненной в том, что она угрожала тем, о ком писала? Я хотела писать, начиная с восьмилетнего возраста, и вот, мои мечты готовы были рассыпаться в прах.

Я очень беспокоилась о родителях. Они взяли меня в свою семью из бельгийского детского дома, когда мне было шесть лет, и я всегда пыталась жить так, чтобы они могли мной гордиться. Но я знала, что с началом суда их ждут унижения. Ситуация усугублялась тем, что в то время вовсю шла сексуальная революция, молодые люди баловались травкой, и взрослые (в том числе присяжные!) в те дни находили их поведение ужасающим. Я знала, что я — единственная фотогеничная женщина, ставшая объектом громкого и необычного дела, а потому во время трехнедельных судебных слушаний мои фотографии будут на первых полосах всех таблоидов.

Я отчаянно пыталась избежать суда. Я подписала письменный договор с частным сыщиком Энтони Пелликано — тем самым, что сейчас находится в тюрьме и мелькает в новостях, — однако он так ничего и не сделал. Я даже вызвалась пройти проверку на детекторе лжи, чтобы доказать свою невиновность. Но проверка дала противоречивые и неубедительные результаты — неудивительно, учитывая, в каком стрессе я находилась.

Мне стало еще хуже, когда юрист Боб Штраус, с которым я встречалась в течение года, и за которого собиралась выйти замуж, бросил меня. Большинство моих друзей также перестали мне звонить, потому что я не могла ни думать, ни говорить ни о чем, кроме ужасов, которые переживала.

К счастью, одна моя подруга, редактор из «Нью-Йорк Таймс», не бросила меня и позвонила мне в тот вечер, когда мне исполнилось 30 лет. Она проговорила со мной несколько часов, чтобы не дать мне закончить начатое, — я уже начала пить валиум одну таблетку за другой, решив выпить целый флакон, чтобы покончить со всем.

Еще одним верным другом оказался мой новый знакомый, понятливый молодой человек по имени Джерри Левин — улыбающийся рыжеволосый коротышка, перебравшийся ко мне в квартиру в конце лета. Я была в такой депрессии, что почти не выходила на улицу, а он делал за меня домашние дела и гулял с моей собакой Тики, пока я неотрывно смотрела репортажи со слушаний по Уотрегейтскому скандалу.

Время от времени Джерри звал меня подняться на крышу дома, где находился бассейн, — ночью, когда там никого не было. Он был смелый парень — залезал на парапет на высоте 33 этажей и предлагал мне к нему присоединиться: «Ты должна быть смелой, если хочешь победить этих ублюдков». Но я в страхе забивалась в угол — от авантюристки, которой я некогда была, осталась только тень. К началу сентября мне стало настолько плохо, что я начала подозревать и Джерри. Я начала его допрашивать — он разозлился и сказал, что я стала таким параноиком, что не верю даже близким друзьям. После этого и он ушел из моей жизни, предоставив мне предстать перед судом в одиночку. Ну, не совсем так. Адвокаты настаивали на том, чтобы мои родители сели на первый ряд, чтобы расположить ко мне присяжных, и это еще больше подавляло меня.

Дата начала слушаний, 31 октября 1973 года , приближалась, и тут со мной связался д-р Рэй Уоллис, университетский профессор из Шотландии. Он брал интервью у бывших саентологов, и один из них (сын Рона Хаббарда), похоже, был замешан в попытке подставить меня. Он с гордостью показал Рою письмо, которое написал своему отцу, и в котором говорил, что может «поставить врагов на колени», — а после того, как мне предъявили обвинение, он неожиданно купил дорогой дом. Рой передал эти сведения, а также другую информацию по грязным уловкам саентологов Гордону, к которого уже скопилось много материалов о саентологическом «законе честной игры», которые я ему предоставила. Этот закон гласит, что «врагу» саентологии — например, мне — любой сантолог может наносить вред любым способом, врага можно подставлять, на него можно подавать в суд, его можно уничтожать. Но никакой прокурор не захочет отказаться от громкого дела. Да и правительство не любит признаваться в том, что арестовало человека по ошибке.

Тогда я начала искать врача, который согласился бы сделать мне укол «сыворотки правды». Я почти ничего не ела несколько месяцев и к тому времени весила 38 килограммов . Мое здоровье было подорвано стрессом, и врачи отказывались мне помочь, боясь, что я умру. Но мне было уже все равно. Я решила покончить с собой до суда, чтобы не подвергать родителей (и себя) унижению, когда газеты начнут писать обо мне.

Наконец, невролог Дэвид Коддон из больницы Маунт-Синай согласился мне помочь и после нескольких часов допроса, пока я была под действием препарата, он убедился в оей невиновности и сказал, что не только выступит свидетелем защиты, но и прикует себя к лестнице суда, если они не остановят слушания (как будто мне и без того не хватало внимания к моему делу!)

Полетт Купер в 1974 году

В День всех святых 1973 года правительство согласилось отложить суд, а потом и отменило его совсем, оформив отказ от иска. В течение года я посещала психиатра и отчасти избавилась от депрессии. Но болезненные воспоминания остались. Более того, страх перед судом и публичным скандалом крепко засел в моем сознании, поскольку правительство могло вновь начать следствие, а журналисты могли узнать, что меня арестовывали по подозрению в угрозах жизни человека, и уничтожить меня.

Следующие четыре года прошли в горечи и разочаровании — я все сделала правильно, но все получилось совсем не так, как нужно. Люди по-прежнему звонили мне с просьбами помочь сведениями о саентологии (не зная, что мне пришлось пережить), а поскольку никто другой ничего не предпринимал по поводу саентологии, я продолжала бесплатно помогать пострадавшим от этой организации — в том числе и тем, кто судился с ними.

Поэтому саентологи продолжали подавать на меня в суд и не на минуту не оставляли меня в покое. Например, узнав, что я ходила к психиатру, они вломились в его кабинет и выкрали мои документы, чтобы выяснить, о чем я рассказала во время сеанса, после чего разослали эти сведения моим друзьям и родителям. Неплохо , да ?

В июле 1977 года меня ждало радостное потрясение — передовицы Washington Post , The Boston Globe и других газет по всему миру сообщили, что в саентологических офисах были найдены документы, свидетельствующие о том, что саентологи некогда подставили журналистку, которая критиковала их, — меня. Выяснилось, что ФБР провело обыск в трех саентологических офисах и обнаружило документы для внутреннего пользования и бумаги, касаюшиеся «грязных трюков». Я была несказанно рада, что могу, наконец, доказать свою невиновность, потому что это желание неотвязно преследовало меня. Но лишь после четырех лет непрерывных разочарований (саентологи вновь натравили на меня адвокатов и беспринципных частных сыщиков) я смогла, наконец, увидеть эти документы.

Потом я, наконец, ознакомилась с секретными внутренними документами саентологов, в которых подробно описывались некоторые грязные приемы, которые они применяли ко мне и прочим людям, которые что-то делали или что-то говорили против саентологии. Как я сказала Майку Уолласу, когда он брал у меня интервью в программе «60 минут», «саентология оказалась хуже, чем я ее описывала или могла вообразить».

Один из изъятых в ходе обысков документов, связанных с "операцией Фрикаут"

К примеру, в документах описывалась «Операция Фрикаут», целью которой было запереть меня «в психиатрическую лечебницу или нанести ей такой уда, чтобы она прекратила свои нападки» на саентологию. Похоже, что после первой попытки подставить меня (т. н. «Операция Динамит»), они собирались вновь обвинить меня в угрозах жизни людей, предоставив суду поддельные письма, как и в 1972 году.

Вдобавок, среди документов был и странный дневник, в котором неизвестный наблюдатель ежедневно записывал каждый мой поступок во время следствия, описывая, как близка я была к самоубийству. «Разве это было бы не прекрасно для саентологии?» — спрашивал автор. И тут я поняла, что автором может быть только Джерри Левин. Вероятно, он был саентологом, которого приставили следить за мной. Он и его подруги, Пола Тайлер и женщина, называвшая себя Марджи Шеперд, постоянно бывали у меня на старой квартире в то время, когда на свет появились письма с угрозами. Они вполне могли раздобыть лит бумаги с отпечатком моего пальца, чтобы напечатать на нем свой текст.

Но даже сейчас я все еще думаю — почему Джерри так настойчиво звал меня на край крыши? Если бы он столкнул меня, все решили бы, что из-за депрессии я покончила с собой, чтобы не идти в суд.

Новый состав большого жюри присяжных в Нью-Йорке три года разбирал материалы, связанные с ложным обвинением в мой адрес. К сожалению, дело закончилось ничем, потому что саентологи отказались давать показания. Один из них, Чарльз Батдорф, даже попал в тюрьму за отказ давать показания по моему делу.

Однако в то же время большое жюри в Вашингтоне приговорило к тюремному заключению за нелегальное подслушивание телефонных разговоров, нелегальное проникновение и кражу правительственных документов 11 саентологов. Некоторые из них имели отношение и к моим злоключениям, так что я в какой-то степени была удовлетворена. Когда саентологи вновь начали судиться со мной, я начала в ответ подавать в суд иски против них. В 1985 году мы договорились о «полюбовном» разрешении всех исков.

Потом я вновь встретилась с нью-йоркским телепродюсером Полом Ноублом, с которым мы встречались прежде, задолго до всех этих событий. К настоящему моменту мы с Полом счастливо женаты вот уже 19 лет. Я написала еще 11 книг, получила 6 наград (в том числе две за книгу о саентологии), поездила по миру как журналистка и виду собственную колонку о домашних животных. Да, это не так «гламурно», как журналистское расследование деятельности саентологии, но собаки, по крайней мере, не будут ломать твою жизнь, а кошки не подадут на тебя в суд.

Полетт Купер сегодня

Я перестала курить, почти не употребляю спиртного и пытаюсь забыть все, что со мной произошло. Пытаюсь. Но когда я слушаю новости или читаю сообщения, пришедшие по электронной почте, многое напоминает мне о годах страданий, которые я перенесла. Всякий раз, слыша о судебных преследованиях или письменных показаниях под присягой, я вспоминаю о том времени (и о деньгах), которые я потеряла в ходе 19 судебных исков, которые они подали против меня по всему миру, и от которых мне пришлось отбиваться.

Иногда я читаю, например, о том, как прокурор Нифонг преследует невиновного футболиста, и я вспоминаю, что значит быть невиновным человеком, которого преследует прокуратура. Я вспоминаю себя . Или кто-то присылает мне новую информацию — например, письменные свидетельства очередного бывшего саентолога (скажем, Маргарет Уэйкфилд). Она показала под присягой, что «второе убийство, которое, как я слышала, замышлялось, было убийство Полетт Купер, которая написала критическую книгу о саентологии, и они собирались ее пристрелить…»

Воспоминания вызывают и другие имена. Мой бесполезный частный сыщик Энтони Пелликано теперь постоянно мелькает в новостях. Мой бывший адвокат Чарльз Стиллмэн нередко защищает известных клиентов, таких как преп. Мун. Боб Штраус — мой бойфренд, который меня оставил, возглавляет крупную нью-йоркскую организацию, занимающуюся проверкой работы судей. Джон Гордон работает в известной адвокатской конторе Моргана Льюиса .

Брюс Бротман ушел на пенсию, и в прессе появились о нем негативные отзывы, когда он, будучи главой службы безопасности аэропорта г. Луивилля, якобы заявил: «Здесь правила устанавливаю я».

Д-р Рой Уоллис покончил с собой в 1990 году — застрелился после того, как от него ушла жена. Д-р Дэвид Коддон умер в 2002 году. И хотя я больше никогда не слышала о Джеймсе Мейслере или о Черльзе Бартдорфе, я слышала, что Джерри Левин — уверена, что это не настоящее его имя, — по-прежнему остается саентологом.

Часто мне хочется, чтобы я никогда не слышала слова «саентология», однако, несмотря на все, что случилось со мной, сегодня я поступила бы точно так же, потому что никто не выступал против саентологии, и кому-то нужно было это сделать. (Теперь, благодаря сети Интернет, этим уже занимаются другие.) Я не смогла бы промолчать, потому что я узнала слишком много страшного и говорила со слишком многими пострадавшими людьми, чтобы повернуться к ним спиной.

Иногда на меня все же накатывает отчаяние при виде того, что саентология получает столько рекламы благодаря таким людям, как Том Круз, Джон Траволта и прочие. И тогда я думаю, стоило ли мне ломать свою жизнь, если они снова стали так сильны. Но затем я напоминаю себе, что я смогла помочь многим. Моя книга разошлась тиражом в 154 тысячи долларов, и, судя по всему, каждый экземпляр читают многие люди. Кроме того, книга на нескольких языках находится в свободном доступе в Интернете.

Наконец, некоторые из тех, кто прочел мою книгу (или услышал о том, что произошло со мной) через Интернет, пишут и благодарят меня, и мне это приносит удовлетворение. Больше всего меня ободрило письмо 50-летнего мужчины, который несколько лет назад написал мне, что, узнав от меня правду о саентологии, он ушел из организации, женился, произвел на свет четырех детей и теперь владеет компьютерной фирмой со штатом в 40 с лишним человек. Он написал мне, что, по его мнению, своим счастьем он обязан мне.

Его письмо напомнило мне о том, зачем я сделала то, что сделала, и зачем мы, журналисты, делаем свою работу — мы пытаемся говорить правду, чтобы помочь другим.

К сожалению, мы иногда платим за это ужасную цену.